Деригаб и Карнун спешились. Без особого желания испытывать терпение Трога, седовласый страж приступил прямо к делу:
– Мы знаем все, – с расстановкой произнес он.
– О! Довольно интересное начало… Продолжайте!
– Мы знаем все, – повторил Деригаб. – Мы в курсе, что попытка кражи казны и эта засада спланированы одним человеком. Кроме того, мы уверены, что тот же человек неоднократно обворовывал не только самого Овелона, но и весь народ… Подтверждением сему служат карта владений и список городов, заманившие нас сюда, которые Салуфх вручил нам и, скорее всего, ожидает получить от вас в качестве гарантии выполненной работы. – Страж заметил, что Трог слушал его рассказ намного внимательнее, чем пытался показать. – Эти же документы – единственное доказательство его вины! Получив их, он тут же откажется от вашего договора и объявит охоту на всех, кто когда-либо состоял в Темном братстве…
Трог обернулся к кустам, из которых тотчас выскользнул худощавый паренек со взъерошенными волосами. Шепнув что-то на ухо основателю и растерянно разведя руками, он так же внезапно исчез, нырнув в зеленое облако. Трог удивился и, не переставая внимательно слушать излагаемое Деригабом, медленно начал осматриваться по сторонам, явно выискивая кого-то.
– Подумайте, кому поверит Овелон Великий больше, шайке воров, которые грабили его и его людей, или же своему казначею, который уже много лет, благодаря изворотливости и предусмотрительности, остается незапятнанным какими-либо проступками? Подумайте. Кроме того, многие не смогут иметь даже права голоса, так как будут казнены без разбирательств. Так было с Молчаливым.
Услышав имя своего учителя, Трог вздрогнул, лицо его отразило жгучую ярость.
– Мы просто выполняли свою работу! – повысив голос, но не переходя на крик, произнес Деригаб. – Да. Мы взяли его, но были уверены, что Овелон рассмотрит это дело и примет справедливое решение относительно меры и сроков наказания. Именно Салуфх из страха разоблачения настоял на немедленной казни. Я не знаком с обычаями братства, но считаю, что его талисман, – страж достал клык на шелковой нити, найденный Сином в вещах Молчаливого после его осмотра, и протянул его Трогу, – должен перейти по наследству преемнику вашего человека.
Выждав несколько секунд, Трог подошел к Деригабу и принял из его рук бесценный дар – талисман основателя, мастера, брата:
– Наш человек? Он был хорошим вором… А вы – хорошими стражниками, – немного помедлив, сказал Трог и громко засмеялся своей удачной шутке. Отойдя на прежнюю дистанцию, вор поинтересовался: – Так, стало быть, вы говорите, что знаете все? Занятно.
Трог подал какой-то знак дальним деревьям, после чего от одного из стволов отделилась невысокая фигура и плавной, немного странноватой походкой направилась к беседующим. Зиан бросил взгляд в сторону нового действующего лица, округлив глаза и схватившись рукой за подпругу, только и смог выдохнуть: «Молчаливый…»
– Вор остается вором! – не без гордости и бравады заявил Трог.
– А стражник… стражником?
– К сожалению, мы уже сообщили Салуфху о вашей смерти.
С самого утра Салуфх – главный казначей Овелона Великого находился в исключительно замечательном настроении, чего нельзя было не заметить. Бодрой поступью прохаживался он по стройным аллеям городского сквера, надменно здороваясь со «знакомыми», спешно раскланивающимися при его приближении, и окатывая холодом выцветших глаз неуважительно-естественных горожан, по каким-то причинам с ним еще не знакомых. Сегодня исполнилась ровно неделя с того сладостного момента, когда чуткого слуха главного казначея коснулась весть о скоропостижной кончине несносной троицы. Усиленные поиски и расспросы свидетелей, естественно, не принесли никаких результатов, а следовательно, «последняя ниточка, ведущая ко мне, была надежно разорвана и сожжена!» – улыбался Салуфх. Уже вечером он рассчитывал получить оставшиеся улики, но самое главное – свой родовой перстень. Мысль о том, что эта реликвия могла столь долгое время находиться в чьих-то чужих руках, а тем более в руках простолюдина, сильнее всего терзала, казалось бы, сердце, но скорее всего самолюбие главного казначея.
Едва дождавшись назначенного времени, Салуфх оседлал своего коня и покинул наскучивший город. Закатное солнце начало сиять пурпурным огнем и, напомнив о рубиновом перстне, заставило казначея пришпорить своего питомца – доли мгновений не давали Салуфху покоя. Он спешил. И словно тени за ним следовали двое его подручных-телохранителей. Собственно, тенями этого города они и были: угрюмые плащи и серые, потрепанные временем лица. В общем-то, в их облике не было ничего устрашающего, однако встречные люди невольно передергивали плечами и быстрее уступали дорогу. Еще не решив, стоит ли уничтожить с концом весь воровской клан, так бездарно проваливший выверенную работу, или ограничиться стиранием с лица земли бравых стражников, а Темное братство использовать дальше – потрепать известных богачей, внести сумятицу и хаос в размеренный быт обычного люда и, окончательно расшатав устои, снова утвердить свою власть над огромными просторами, гнался Салуфх за прошлым. За тем прошлым, которое могло ускользнуть безвозвратно: только власть, огромная власть прельщала главного казначея. Власть Тарлака? «Ха-ха, – думал Салуфх, – что вы, людишки, можете понять о власти? Тарлак? Кем он был, Тарлак? Жалкий, беспомощный, трусливый червяк! Только я, Салуфх, долгие годы был истинным повелителем ваших жизней! Это мне, а не ему обязаны вы ежедневным страхом, многими смертями: голодными, холодными, мучительными. Это я, я стоял за каждым окном, подслушивая вас, это я – Салуфх – гордо поднимался на эшафот вслед за вами, неся отточенный до блеска топор своей воли. Ушел Тарлак, покинул наш бренный мир, но горечь ваша навсегда с вами, бродит рядом и ждет подходящего момента. Дождется. Дождется! Изо дня в день, из года в год, я снова плел свои сети, сети страха и настоящего уважения. Снова подбирал, подыскивал людей готовых на любую работу, умело распоряжаясь поступлениями, вашими, между прочим, поступлениями. Покорнейше благодарю вас за службу… Ха! Строил и создавал только для того, чтобы однажды с новой силой обрушить свою ярость на ваши жалкие сооружения, скверы, жизни! Скучно, скучно было бы без всего этого… многообразия».